ИГРА В ПИСАТЕЛЕЙ
Кулик Степан, высокий здоровяк в распахнутом в любую погоду кожане,
очень любил свою работу. Доставляла она ему такое огромное
удовольствие, что он частенько задерживался на вторую смену и даже,
случалось, не приходил домой неделями.
Работал Степа водителем автобуса. После армии пришел в автобусный
парк, да так и прикипел душой к шоферскому сиденью. Поначалу посадили
Степана на старенький трофейный (у душманов в Афгане отвоеванный)
шарабан и показали первый, самый простой маршрут — от морга до
кладбища…
Александр КОРЧЕМКИН
… Пассажиров обычно бывало немного, вели себя тихо, нервы Степану не
трепали, так что — работай да радуйся.
Конечно, хотелось Степану новую машину, а не эту — с колесами
разного диаметра, с изрезанными в клочья сидениями. После каждого
рейса он безуспешно пытался выяснить, кто вырезал на сиденьи “Здесь
был Михаил Петрович” или “Евдокия, г. Верхняя Салда. 1913 — 1994 гг.”
Пассажиры не признавались, отмалчивались.
Автобус поновее Кулик добыл через месяц — пошел в лобовую на
шведский зелененький “Scania”, и тот не выдержал, свернул на тротуар,
показав исписанный рекламой бок! Водитель-швед выпрыгнул из кабины и с
криком полетел вниз, в открытый канализационный люк, а Степан, сделав
два победных круга вокруг иностранного автобуса, подцепил его на
буксир и потащил к своим.
За каждый сбитый или захваченный автобус в автопарке полагались двести
грамм…
Владимир ЛОГИНОВ
… Про лобовую и про двести грамм — это, конечно, шутка. Степан
не пил — завязал еще до армии. А новую тачку ему действительно
дали. Мэр города ездил в Швецию и там выпросил три списанных катафалка
в обмен на безделушки из меди и вольфрама.
Машина была старенькая, но в отличном состоянии. Теперь Степан брал на
два-три пассажира больше.
И что удивительно — родные и близкие покойных стали меньше
браниться между собой, тише стали, вежливее. Кто с венком — того
аккуратно пропустят. Покойника не толкают, старушкам-плакальщицам
место уступают.
Так бы и ездил Степа между моргом и кладбищем, — как говорится,
кончил смену, гроб в стену, тело мой, иди домой, — если бы не
Кристина. Да…
Владимир МАУРИН
… Он знал ее еще босоногой, и оттого сопливой, десятиклассницей.
Беззаботное было время. Перед школой он заскакивал к ней на своем
трофейном немецком велосипеде (дед-фронтовик прикатил на нем из
Германии), сажал ее на раму и мчал до самой школы.
Каждодневные утренние рейсы вошли в привычку, и теперь Степан уже не
мог не заехать к Кристине. Для нее он всегда оставлял местечко возле
окошка и гроба. Вез сначала ее в психобольницу, где она работала
нянечкой, а уже потом на всех парах гнал на кладбище!..
Максим ШИШМАРИН
… Но вдруг, совершенно неожиданно, исподволь, в Степанову жизнь
через переднюю дверь вошла Катюша. Как-то так случилось, но стала
Катюша частой пассажиркой в его автобусе — то дед у нее умрет, то
прабабка, то тетка, то дядька. То кошка. Не было дня, чтобы в автобусе
не пахло Катюшиной “Красной Москвой”. Где-то через год они
познакомились. Раньше-то Степан на пассажиров внимания не обращал, за
дорогой следил… Пожалел ее Степан, все же горе у девки…
Максим СМАГИН
… Да и перестал следить за дорогой. Заклинит, бывало, газ ломиком,
чтобы автобус не остановился, руль зафиксирует, чтобы в сторону не
свернуть, а сам к Катюше повернется и шепчет ей тихие слова утешения.
Пассажиры кричат во все горло: “Ты что ж это, подлец, делаешь! Ты ж
нас так не довезешь!”, а Степан редко-редко поднимет к ним голову и
скажет задушевно: “Не волнуйтесь так, граждане дорогие! Живыми или
мертвыми, а на кладбище я вас доставлю — всех до одного”.
Вот так и ездили Степан с Катюшей долго и счастливо, и умерли в один
день.
Александр СОКОЛОВ