“Красная бурда” по заказу “О.С.П. студии”

дом с привидениями

Сценарий 87590147957-й серии телефильма “33 квадратных метра”

Действующие лица

Семья Звездуновых:

О т е ц, Сергей Геннадьевич, 40-55 лет.
М а т ь, Татьяна, 20 лет.
С ы н, Андрюша, мальчик лет четырнадцати-тридцати трех.
Б а б к а, Клара Захаровна, 40-70 лет.

Прочие:

Д е в у ш к а с в е с л о м, статуя.
Д я д я М и ш а, сосед.
П р и з р а к.

1

Вечер. О Т Е Ц и С Ы Н идут по железнодорожной станции “Бочарики”.

О Т Е Ц:
— Я сколько раз говорил тебе, Андрюша ты эдакий, не водись с девочками из класса! Они тебя материться научат, курить за гаражами и этим заниматься, как его… все забываю это слово… сексу плохому научат, вот!

Проходят мимо скульптуры д е в у ш к и с в е с л о м.

О Т Е Ц:
— Вот то ли дело раньше девушки были. О! Греблей занимались бес-плат-но! С такой хоть в разведку, хоть, хе-хе, на кушетку!

О Т Е Ц и С Ы Н удаляются. Следом проходят М а т ь и Б А Б К А, которые тащат вещи.

Издали слышен голос О Т Ц А:
— Учишь тебя, учишь, а ты как дубина народной войны Платоша Каратаев! Ну, что ты слюни распустил, как Форрест Гамп какой-нибудь?! А, что с тобой говорить! Разговариваю с тобой, как Андрей Болконский с дубом каким-нибудь… (Голос слышен все тише и тише.)

Крупно — гипсовая морда статуи. Сверкает молния, гремит гром. На лице статуи появляется кривая усмешка.

2

Ночь. Дача. Сверкают молнии, грохочет гром. О Т Е Ц спит в кровати. Громкие шаги. О Т Е Ц просыпается и видит — прямо на него идет гипсовая баба с веслом.

О Т Е Ц:
Пришла? Ну что ж, я не боюсь тебя и рад, что вижу. Давай обнимемся, подруга!..

Гипсовая гостья наваливается на него.

— Ох, тяжело скульптуры каменной объятье! Пусти! Пусти, сказал!..

О Т Е Ц просыпается в кровати с криком: “Пусти! Пусти, сказал!” Затем понемногу успокаивается. Поворачивает голову вбок. Рядом на подушке — гипсовая башка!
О Т Е Ц кричит от испуга. М А Т Ь в кефирной маске на лице просыпается и тоже кричит. Крупно, во весь экран — разинутый рот М А Т Е Р И.

На фоне разинутой пасти появляются корявая надпись “ДОМ С ПРИВИДЕНИЯМИ”, затем буквы становятся жидкими и с мерзким чавканьем сползают вниз.

3

В разинутый рот кто-то засовывает бутерброд с толстенным куском колбасы. Это завтракает С Ы Н.
За столом, возле дома, сидят Б а б к а, С ы н, М а т ь. Все довольно громко прихлебывают чай.
На заднем плане О т е ц забегает в туалет. Гремит гром. Б а б к а, С ы н и М а т ь вздрагивают, глядят на небо, но небо чистое, дождя нет.
Из туалета бодро, как физкультурник, выбегает О т е ц и подсаживается к столу.

О Т Е Ц:
— Ну-с, как спали?… (Менее уверенно.) Ничего… такого… не замечали?
С Ы Н:
— Кто-то всю ночь ведрами гремел… призрак, наверное.
О Т Е Ц:
— Бигудями железными он всю ночь гремел! Хоть бы химию себе сделал, так нет, ходит, бренчит, как корова на выпасе…
Б А Б К А:
— А мне кажется, это другое привидение! Которое каждое утро орет: “Подымите мне веки! Дайте мне квасу! Ох, голова болит!” Обратите внимание: не душа у него за семью болит, а голова по утрам, у этого привидения! И окурки от папирос евонных на клумбах что-то никак не вырастут. Может, оно их перестанете сажать, раз они не всходят?
М А Т Ь:
— Вечером кто-то так страшно шуршал в кладовке… Я заглянуть боялась. Вдруг это мыши?
С Ы Н:
— А вдруг это — Чужие?!? Из фильма? Сидит папа, курит, вдруг у него из груди — а-а-а! — вылазит такая ящерица! А-а-а!
М А Т Ь:
— Обалдел совсем? Почему это из папы?
С Ы Н:
— Ну, из бабушки.
О Т Е Ц:
— (Охотно соглашается.) Точно! Вылазит он из бабушки, оглядывается и орет в ужасе: “А-а-а-а-а!!!”

К столу подходит Д Я Д Я М И Ш А.

Д Я Д Я М И Ш А:
— А-а-а, соседи приехали! Здравствуйте. Позвольте представиться — дядя Миша. Михаил Григорьевич. Живу недалеко от вас.
О Т Е Ц:
— Присаживайтесь.
Б А Б К А:
— Кушай, внучек, кушай. И вы, Михаил Григорьевич, кушайте, у нас папа много зарабатывает… Жесты широкие… Дружков много… Одним меньше, одним больше…
Д Я Д Я М И Ш А:
— Вот, хочу поинтересоваться. Вы у себя в доме ничего странного не замечали?
МАМА:
— В каком смысле?
Д Я Д Я М И Ш А
— Да так, болтают разное… Раньше-то у этой дачи владелец другой был. Не тот, у которого вы сейчас ее снимаете.
М А Т Ь:
— А кто был?
Д Я Д Я М И Ш А
— Писатель. Детский. Чуваковский Корней Самуилович. Книжка у него еще была… “Пятнадцатилетний нарком”. Или, помните: “Приключения Элли и Железного Феликса ”. Тоже его. Читали? А эту… как ее… “Ленин и мясник?” Нет… не мясник…
С Ы Н:
— Печник?
Д Я Д Я М И Ш А:
— Не-ет… А, вспомнил, “Ленин и турник!” Вот этот писатель.
М А Т Ь:
— А куда он делся?
Д Я Д Я М И Ш А:
— Помер. От возраста. Ему девяносто стукнуло. Да, видать, по голове стукнуло — он и помер. А дача долго заброшенная стояла. Теперь вот вы отдыхаете.
О Т Е Ц:
— Отдыхаем.
Б А Б К А:
— Да, отдыхаем цельными днями. А работать-то некому у нас, кроме бабки старой.
Д Я Д Я М И Ш А:
— Но что любопытно — он не совсем помер-то, душа-то еще здесь. По ночам бродит.
С Ы Н:
— А почему душа здесь бродит?
Д Я Д Я М И Ш А:
— Тут вишь какое дело — клубнику этот писатель разводил. И повадились местные мальчишки, вот, вроде тебя, эту клубнику воровать. Ну, он и застрелил одного.
Б А Б К А:
— Из-за клубники?
Д Я Д Я М И Ш А:
— Почему? Из-за дерева.
М А Т Ь:
— Как застрелил?
Д Я Д Я М И Ш А:
— Как? Из пистолета. У него пистолет был наградной. Он там среди своих друзей, детских писателей, целую шайку разоблачил. Они были скрытые эти… как их… троцкисты-вейсманисты? Уклонисты-гармонисты? Не помню, да и не важно это теперь. Вот и дали ему пистик в награду. И дачу эту.
Б А Б К А:
— И что, посадили его?
Д Я Д Я М И Ш А:
— Нет, конечно! С чего бы это? Он же не враг народа был, а коммунист, к тому же писатель. Подумаешь, застрелил какого-то пацана… Делов-то! В то время на эту ерунду внимания не обращали.
ПАПА:
— Вот, сынок, какое хорошее время было! Тебя бы туда, на воспитание.
С Ы Н:
— А что, с тех пор душа у него успокоиться не может?
Д Я Д Я М И Ш А:
— В том-то и дело! Он в одного-то мальчишку попал, а в другого-то промахнулся. Вот душа успокоиться и не может. Обидно ей. Конечно, с пяти-то метров не попасть! Теперь, говорят, ходит по ночам, клубнику охраняет.
Б А Б К А:
— А морковку он не охраняет? А то боюсь, украдут нашу морковку-то…
М А Т Ь:
— Мама, далась тебе эта морковка… Лучше познакомься с кем-нибудь.
Д Я Д Я М И Ш А:
— Во-от. Так , значит, не беспокоит вас привидение-то?
ВСЕ:
— Не-е-ет…
Д Я Д Я М И Ш А:
— Ну, глядите, мое дело предупредить. Ладно, спасибо за чай, пойду.
Б А Б К А:
— Не за что.
Д Я Д Я М И Ш А:
— И то верно.

Все сидят, переваривая услышанное, задумчиво швыркая чаем. Затемнение.

4

Просветление. Б а б к а, О т е ц, М а т ь полют траву на грядке. У всех испуганно-озадаченные лица. С ы н тоже участвует в прополке — подстригает травку маникюрными ножницами.

М А Т Ь:
— Жуть какая-то — привидения, духи!..
С ы н:
— А я слышал, если в доме духи завелись, то начинают всякие пятна кровавые появляться, надписи разные. Ты их стираешь, а они снова появляются.
О Т Е Ц:
— Ага. Как двойки в твоем дневнике. Ты их стираешь, а они снова появляются. Ну че ты лыбишься, зомби подмосковного леса!.. (Обращает внимание на действия С Ы Н А.) Ты чего творишь, Бонифаций ты на каникулах! Такса беременная, иди отсюда, чтоб я тебя не видел!

С Ы Н с готовностью прекращает “работу” и, брезгливо отряхнув руки, уходит.

О Т Е Ц:
— (Ворчит.) Пятна кровавые на стенах… (Кричит вслед.) Щас у меня мальчик один кровавый в глазах появится!
Б А Б К А:
— Не хотела вас пугать, но у нас в городской квартире позавчера надпись на дверях появилась: “К вам приходил электрик. Стоял тут как дурак. Больше хрен к вам приду!”
М А Т Ь:
— Ну вот! Мы его неделю ждали! Мама! А вы где были?

М А Т Ь в волнении начинает выдирать из грядки все подряд.

Б А Б К А:
— А я что, не могу из дома выйти? Мне же тоже надо иногда пойти, это… оттопыриться на свою нищенскую пенсию!
М А Т Ь:
— Кстати, о деньгах. Сережа, утром чинила твой пиджак, сторублевку за подкладкой нашла. (Достает из кармана фартука.) А говорил, денег нет. А это что — Чуваковский подложил?
О Т Е Ц:
— Точно! Он! Хоть какой-то прок с этого писаки. Дай-ка ее сюда, сбегаю в деревню за святой водой.
М А Т Ь:
— Да нет уж, простой обойдемся.
Б А Б К А:
— Ну, все, шабаш, пропололи кулубнику!

Крупным планом — абсолютно лысая грядка.

5

С Ы Н встречает за оградой Д Я Д Ю М И Ш У. Он хочет узнать подробности о рассказанном.

С Ы Н:
— Дядя Миша, а писатель этот какой был?
Д Я Д Я М И Ш А:
— Писатель как писатель, обыкновенный. Зайдет в магазин, так не отличишь от нашего деревенского алкаша. Глаза бегают, руки трясутся, бормочет что-то… Но, надо отдать ему должное — в шляпе был.
С Ы Н:
— И что же нам, так и жить теперь с привидением?
Д Я Д Я М И Ш А:
— Ну, до вас-то жили! В Англии их вон специально в старинных замках разводят, на продажу.
С Ы Н:
— И что, покупают?
Д Я Д Я М И Ш А:
— В очередь стоят!
С Ы Н:
— Так ведь страшно?
Д Я Д Я М И Ш А:
— Ха! А нам водку в ларьках покупать не страшно? Еще как страшно! Но ведь пересиливаем страх, берем! Зажмуриваемся, крестимся, а берем!

6

Вечер. Все Звездуновы, кроме О Т Ц А, сидят за столом, но уже в доме, и громко швыркают чаем.
На стене висит портрет писателя Чуваковского. Он похож на постаревшего дядю М И Ш У.
Тикают ходики. Глаза у писателя в такт тиканью ходят влево-вправо, но никто этого не замечает.
С Ы Н беспокойно ерзает на стуле.

С Ы Н:
— Мам, а привидения чем питаются? Пирожками с человеческим мясом?
М А Т Ь:
— Ну ты скажешь! Где они их берут-то?
С Ы Н:
— На станции покупают.
Б А Б К А:
— На станции пирожки с собачьим мясом продают, а не с человеческим. Придумал тоже. У нас не Африка все-таки, а цивилизованное государство…

Слышен вой собаки.

М А Т Ь:
— Собака соседская что-то развылась… К чему бы это?
Б А Б К А:
— Ясное дело! Сосед-то, как обычно, сам нажрался к вечеру, а собаку-то покормить забыл. Вот она и воет. Внучек, на-ка косточку, кинь ей.

С Ы Н за спиной Б А Б К И что есть силы кидает кость. Слышен глухой звук удара, короткий собачий всхлип. Собака замолкает.

Б А Б К А:
— Вот видишь, замолчала. Ласку да доброту – любое животное понимает. Это люди некоторые (Косится на дверь.) ничего не понимают! Только гавкать умеют!

Сверху слышны сильные глухие удары, посуда на столах подпрыгивает.

Б А Б К А:
— (Испуганно.) Чебурашка! Ой, нет, как его…
М А Т Ь:
— Не Чебурашка, а барабашка!
Б А Б К А:
Вот оно, началось!! Стучит! Свят-свят…
С Ы Н:
— Это не барабашка, это папа гвоздь забивает.
Б А Б К А:
— (Пугается еще больше.) Ой! Это же еще хуже. Как бы дом не обвалился!

Из дома слышен жуткий крик и неразборчивые ругательства.

Б А Б К А:
— Может, это все-таки тот… писатель?
С Ы Н:
— Не, это папа по пальцу попал!
Б А Б К А:
— (Прислушиваясь.) Да уж, выражения совсем не литературные…

Появляется О Т Е Ц с огромным, неестественно длинным и толстым пальцем, молча садится за стол. Все тоже молчат, не смея сказать и слова. Первой не выдерживает Б А Б К А.

Б А Б К А:
— Хочу обратить ваше внимание, Сергей Геннадьевич, что я молчу.

О Т Е Ц медленно поворачивается к Б А Б К Е.

О Т Е Ц:
— (С нажимом.) Клара Захаровна, вам сколько ложечек сахара подсыпать в чай?
М А Т Ь:
— Да перестаньте вы, ей-Богу! Поговорите о чем-нибудь хорошем!
Б А Б К А:
— (Блаженно улыбаясь.) Вот, помню, в Казахстане, где мы, тогда еще совсем молодые, боролися с Целиной…
О Т Е Ц:
— Неужто до Казахстана утерпели?
Б А Б К А:
— (Делая вид, что не обращает внимания.) … Так вот, на поднятии целинных и залежных земель, под утро в наш вагончик залетел один очаровательный призрак…
О Т Е Ц:
— А больше в вашем вагончике никто не залетел?
М А Т Ь:
— Да ну вас, в самом деле! У меня из головы никак Михаил Григорьевич не идет…
О Т Е Ц:
— В смысле?!
М А Т Ь:
— В смысле, история его. Просто кошмар какой-то!
Б А Б К А:
— Неспроста, значить, мене давеча снилося всякое! Значить, э-э-э, красное пятно… сырковая масса… потом черная кофта, гроб на лыжах, труп на антресолях…
О Т Е Ц:
— Клара Захаровна! Мы, между прочим, чай пьем!
Б А Б К А:
— Кровь вы мою пьете который год! И чаем запиваете!…
М А Т Ь:
— Андрюша, сахарку еще подложи себе…
Б А Б К А:
— Во-во! Уйду я от вас к Ядрениной Фене Петровне!
О Т Е Ц:
— Всё слова, одни голые обещания! А нет чтоб делом подкрепить! Вы не мужик, Клара Захаровна!
Б А Б К А:
— (Возмущена до предела, вставая.) Вот, Андрюша, полюбуйся, как легко можно обидеть слабую и еще не старую женщину!

Б а б к а направляется к двери, но та вдруг резко захлопывается. Гаснет свет. Видны лишь глаза и чуть-чуть лица действующих лиц.

Н и з к и й г о л о с:
— Да здравствует товарищ Сталин, лучший друг всех привидений! Ха-ха-ха! Всем оставаться на своих местах!

О Т Е Ц:
— Ты… это… Выдь-покажись, давай… э-э-э… (вспоминая) Если ты старый человек — будешь мне отцом родным, если красна девица — будешь мне… э…
С Ы Н:
— … Или мне!..
О Т Е Ц:
— (Отвешивая подзатыльник С Ы Н У.) Сестрой незваной, то есть, названой!..
С Ы Н:
— Кто ты? Кто ты? Скажи мне, кто ты? Что ты сделал для хип-хопа в свои годы?..

Свет падает на портрет писателя Чуваковского. Чуваковский снимает с себя раму и отходит от стены. Подходит к Кларе Захаровне, церемонно целует ей руку.

П Р И З Р А К:
— Чуваковский Корней Самуилович, призрак.
Б А Б К А:
— Очень приятно, Клара.
П Р И З Р А К:
— (Низким замогильным голосом.) Сергей, ты почто Клару Захаровну обидел?!
О Т Е Ц:
— А чего она… чего она… тут?

П Р И З Р А К угрожающе надвигается на О Т Ц А. М А Т Ь становится у него на пути и трижды неумело кричит петухом.

П Р И З Р А К:
— (Поворачиваясь к матери.) Что-о-о?! Что вы сказали?
М А Т Ь:
— Э-э-э… Кукареку… Утро уже…
П Р И З Р А К:
— Не верю! (Отодвигает М А Т Ь в сторону.)
С Ы Н:
— Корней Вельзевулович, не убивайте папу, он больше не будет, я за ним присмотрю. Если что, я ему — ух! (Дает О Т Ц У подзатыльник.) Он хороший, он меня спорту учит и про картины! (К О Т Ц У) Соберись, тряпка, подбери пузо свое силиконовое! Призрак Самуилович, не убивайте его, как того пионера!..
О Т Е Ц:
— Спасибо, сына!
П Р И З Р А К:
— (Визгливо, истерически.) Да не убивал я никакого пионера! Сергей, скажи им!!!
Б А Б К А:
— Сергей Геннадьевич? Это были вы?!..
С Ы Н:
— Папа?!..

Крупно — фотография на стене: мальчик в пионерском галстуке, с горном и барабаном, очень похожий на ОТЦА.

О Т Е Ц:
— Да, это был я!!! Пистолет был заряжен солью. Но я обожрался клубники и чуть не умер. Врачи, оснащенные самыми современными клизмами, долго боролись за мою жизнь.
П Р И З Р А К:
— А я тебе в больницу клубнику носил!

Отца передергивает от отвращения.

О Т Е Ц:
— Никогда не забуду вашей доброты!
Б А Б К А:
— Эти разве добро оценят! Прикиньте, Корней Самуилович, я ему жену родила практически готовую, а он бы хоть спасибо сказал!
О Т Е Ц:
— Спасибо, Клара Захаровна, по гроб жизни обязан!

М А Т Ь дает О Т Ц У пощечину.

О Т Е Ц:
— Спасибо всем!
П Р И З Р А К:
— Вы абсолютно правы! Злые они. Уйдемте от них, Клара Захаровна!
Б А Б К А:
— С вами — хоть на тот свет, то есть, хоть на край того света!
П Р И З Р А К:
— Прошу!
Б А Б К А:
— А с этими что делать?
П Р И З Р А К:
— А эти пойдут баиньки, а наутро ничего помнить не будут. (К Звездуновым.) Звездуновы!!! Вы меня слышите?!
О Т Е Ц, М А Т Ь, С Ы Н:
— Слышим, о Корней Самуилович Чуваковский!
П Р И З Р А К:
— Звездуновы! Отбой!
О Т Е Ц, М А Т Ь, С Ы Н валятся кто где стоял и начинают храпеть.

7

Светает.
Б А Б К А и П Р И З Р А К едут по шоссе в старой писательской машине. Писатель за рулем. Б А Б К А в какой-то идиотской шляпке и в легком шарфе, развевающемся на ветру. Она счастлива, как мартышка.

Б А Б К А:
— (Перекрикивая шум двигателя.) А вы правда призрак?

П Р И З Р А К исчезает с переднего сидения и появляется на заднем.

П Р И З Р А К:
— Правда. А что, не похож? (Озорно сдвигает шляпу на лоб.)
Б А Б К А:
— Ой, похож, похож, сядьте обратно! А как же с вас можно снять это самое…
П Р И З Р А К:
— Что?
Б А Б К А:
— Проклятие!
П Р И З Р А К:
— А чего его снимать? Мне оно не мешает. А вам?
Б А Б К А:
— Не-ет. А куда мы едем?
П Р И З Р А К:
— Как куда? Сперва — в ресторан, потом — в Казахстан! Там, на Целине, наши с вами молодые руки и задорные сердца ой как нужны! Вы будете там работать, а я буду про вас писать!

Б А Б К А и П Р И З Р А К запевают “Едут новоселы по земле целинной, песня удалая…” и т.д. На песню накладывается вальс Штрауса “Сказки венского леса”,, который становится все громче.

ИДУТ ТИТРЫ.

Казалось бы — вот и все. Но не тут-то было!

8

Крупным планом — петух. Он кричит Таниным голосом: “Кукареку!” три раза.

Следующий кадр: Б А Б К А сидит одна на пустом шоссе в своей нелепой шляпке и шарфе.

9

Утро. О Т Е Ц, М А Т Ь и С Ы Н сидят за столом возле дома и швыркают чаем.

О Т Е Ц:
— Что-то больно тихо сегодня. И ночью подозрительно тихо было. Никто не кряхтел, половицами не скрипел, зубом не цыкал на весь дом, как обычно.
М А Т Ь:
— А ведь и верно. С вечера мамы не видно.
О Т Е Ц:
— (Давясь от смеха.) Уж не сбежала ли она с полюбовником?
М А Т Ь:
— Сереж, ну тебе бы все шуточки! А ведь и в самом деле в доме что-то странное творится. У меня кто-то помаду надкусил. И на яблоне кто-то все яблоки тоже понадкусывал.
О Т Е Ц:
— Ну, это-то привидение мы быстро поймаем! Если помаду с зелеными яблоками съесть, то живо в сортире окажешься! Там-то мы его и замочим!.. А вот, скажем, водку я вечером в колодец опустил на веревочке, чтоб охладилась, а утром дернул за веревочку, а там и нет ничего! Это как объяснить?
С Ы Н:
— Сорвалась, наверное. У тебя на рыбалке все рыбы срываются! Ты подсек неправильно.
О Т Е Ц:
— Привязанная-то? Сорвалась? Смотрите, как бы я не сорвался! Я вам тогда такую устрою уху… кому уху, кому по уху!
М А Т Ь:
— Нет, надо менять дачу.

Подходит Д Я Д Я М И Ш А.

Д Я Д Я М И Ш А:
— Утро доброе. Чего невеселые, соседи?
М А Т Ь:
— Да все из-за привидения вашего.
Д Я Д Я М И Ш А:
— Из-за какого еще привидения?
О Т Е Ц:
— Ну, этого, писателя детского.
Д Я Д Я М И Ш А:
— Какого еще писателя? Сроду у нас писателей тут не было. Бухгалтеры были, врать не будем, а такого не было.
М А Т Ь:
— Так вы же сами вчера рассказывали!
Д Я Д Я М И Ш А:
— А-а-а… Так это я мальцу вашему сказку на ночь рассказывал, чтоб спалось лучше. Хорошо спал-то?
С Ы Н:
— Хорошо.
Д Я Д Я М И Ш А:
— Ну, вот и умница.
М А Т Ь:
— Фу ты! Ну и шуточки у вас, Михаил Григорьевич. Как вы нас напугали! Значит, нет никакого привидения?
Д Я Д Я М И Ш А:
— Нету, конечно!
М А Т Ь:
— Ой, а мы уж дачу менять решили. Вот и хорошо. Но вы уж больше так не шутите.
Д Я Д Я М И Ш А:
— Да что вы как маленькие, во всякие глупости верите! Пошутить нельзя! Смешно, прямо! (Смеется.)

Несмело входит подавленная, убитая горем Б А Б К А. Становится чуть поодаль.

Д Я Д Я М И Ш А:
— Привидения какие-то… Выдумают всякую чепуху, фигню полную… Привидения! Бред какой-то! А еще из города!…Тоже мне…
О Т Е Ц:
— От, полюбуйтесь-ка на нее! Явилась наша гулёна! (Встает, шутовски кланяется.) Здравствуйте, Клара Захаровна, это вы или привидение?
Б А Б К А:
— Я пока.
О Т Е Ц:
— Жаль. Еще не хватало, чтобы вы нам внучат в подоле принесли!
М А Т Ь:
— Мама, быстро мыть руки и за стол.

Б А Б К А несмело садится. Чайник сам собой поднимается в воздух и наливает чай в ее чашку. На лице Б А Б К И расцветает счастливая улыбка. О Т Е Ц ничего не замечает, а продолжает самозабвенно ругать Б А Б К У.

О Т Е Ц:
— Соня Мармеладова вы наша! Катюша Маслова! Седая Эмманюэль на пенсии!

О Т Е Ц хочет сесть, но стул из-под него кто-то вытаскивает, и он валится на землю, увлекая за собой скатерть.
Немая сцена.
Снова звучит вальс Штрауса. Б А Б К А, светясь от счастья, начинает танцевать. СТОП-КАДР — Б а б к а застыла в радостном прыжке.

КОНЕЦ


Оцени запись
[Всего: 0 Average: 0]