Начало читайте здесь: https://redburda.ru/f-m-dostoevskij-premiya/
IV
— Постой, парторг! Мне в голову мысль пришла! — вскричала вдруг Настасья Филипповна, хватаясь обеими руками за голову. — В первый раз, господа! Ах, какой день сегодня!..
Она подбежала к столу, схватила пачку денег, затем поворотилась к сварщику Ганину.
— Скажи, Ганин, правду говорят про тебя, что ты за три целковых готов работать сверхурочно до ночи?
— Да он за эти деньги на пятый этаж без подмостей заползет! — раздалось несколько голосов.
— Ну так слушай же, Ганин, я хочу на твою душу в последний раз посмотреть; ты меня целые три дня мучил и не женился; теперь мой черед. Видишь эту пачку, в ней — премия. Вот я сейчас положу эти деньги в карман к Фердыщенке, а ты их оттуда доставай, если есть нужда! Вытащишь — премия твоя, все пять тысяч твои!.. Э-эх!..
И Настасья Филипповна широким жестом бросила пачку с деньгами прямо во внутренний карман к начальнику планово-финансового отдела. Все присутствующие охнули, а некоторые непроизвольно осенили себя пионерским салютом.
— Она не в своем уме! Остановите ее! — кричали кругом. — Ведь он пропьет! Всё как есть пропьет!!!
— Матушка! Королева! — скулил председатель профкома, ползая на коленях от Настасьи Филипповны до Фердыщенки и обратно. — Пять тысяч! Это ведь «Жигули»!.. Позвольте мне за премией! Дома жена — без рук, без ног!.. Без балды, господа!.. Хотите, я вам за эти деньги жену безногую отдам?!..
— Прочь!!! — закричала Настасья Филипповна, отталкивая председателя шваброю. — Ну, Ганин, фига ли ты ждешь? Доставай! Но только без рукавиц, с голыми руками!
— И пусть сперва в ведомости распишется! — подала голос бухгалтерша.
— Вот это женщина! Королева! — приговаривал управляющий трестом Нечипоренко, любуясь на фотографию Аллы Пугачевой, висящую возле портрета Владимира Ильича Ленина.
Взоры всех коммунистов и беспартийных были устремлены на сварщика Ганина. Даже через маску было заметно, что лицо его очень бледно. Зажав в кулаке сунутую ему шариковую ручку и глядя перед собою невидящими глазами, Ганин сделал на негнущихся ногах несколько шагов по направлению к платежной ведомости и рухнул на ковер рядом с бесчувственным бригадиром Потаповым.
— Oi! — ойкнула по-немецки красавица-немка.
— Обморок! Это обморок! — зашумели вокруг.
— Да, господа… у меня… обморок, — слабым голосом подтвердил Ганин.
— Теперь, — твердо сказал Тоцкий, — надобно «Скорую помощь» кликнуть.
— Много ты понимаешь! — опять зашумели вокруг. — Человек от премии решил отказаться!
— А ведь верно, господа, — в задумчивости произнес заведующий трестом Нечипоренко, — этот человек упал, но он поднялся выше нас всех! Он свою копейку незаработанную взять отказался. Он в самый этот момент жадность свою победил, укротил жажду денег, рвача и хапугу в себе убил своими руками, и в этом-то, в этих своих чувствах, он нам глаза открыл на нашу неправду!
V
Тем временем Фердыщенко, ощутив в кармане непривычную тяжесть и попробовав деньги через ткань, внезапно почувствовал, что его начинает лихорадить.
— Господа, у меня лихорадка и посему мне надобно срочно бежать, — пробормотал он, чрезвычайно волнуясь; затем опрометью кинулся к двери, но запнулся о бригадира Потапова, который уже начал постепенно приходить в себя, и распластался на ковре подле Ардалиона Аглаевича и сварщика Ганина.
Возникло всеобщее замешательство, которым не замедлил воспользоваться секретарь парторганизации. Он подошел к Фердыщенке, присел на корточки, отчего брюки на нём негромко треснули, выхватил пачку, развернул ее и быстро пересчитал. Все деньги были целы, разве только сторублевка какая-нибудь завалилась за подкладку. Участники собрания вздохнули свободнее.
Лицо Тоцкого озарилось счастливою улыбкою, какая обычно бывает у человека, недавно и внезапно для самого себя сошедшего с ума, но еще не знающего об этом в силу того, что его еще не связали.
— Господа коммунисты и комсомольцы! — радостно провозгласил он.
Собравшиеся разом попятились от него подальше, поскольку знали по опыту, что от парторгова энтузиазма ничего хорошего ожидать не следует.
— Господа, прежде всего давайте успокоимся! — продолжал парторг. — Мы теперь все в лихорадке! Я предлагаю прерваться для краткой производственной гимнастики! Эй, кто-нибудь! Шампанского и радио погромче!
Поскольку никто из гостей не двинулся с места, то парторг вновь заговорил вкрадчивым голосом:
— Вот вы, господа рабочие, решили премию не получать. Так? Так-с. Пойдем дальше. Премию вы получать отказались не потому, что она вам не надобна (ибо она вам надобна-с), но отказались вы, чтобы показать нам, бюрократам, махинаторам и очковтирателям, свою так называемую рабочую совесть и сознательность. Так? Так-с… А коли так, то вот вам предложение: давайте мы эту премию, всю сумму, от имени бригады Потапова, перечислим в Фонд Мира! А?.. Что-с?! Что притихли, бестии?..
Все гости молчали, словно бы пораженные громом. В наступившей тишине слышно было, как на втором этаже бежит унитаз, а у окна негромко причитает свое «хендехох» ничего не понимающая красавица-немка.
Услышав о Фонде Мира, бригадир Потапов уже окончательно пришел в себя и крикнул:
— Ну уж нет, господа! Уж лучше тогда в огонь!
— Да, уж лучше в огонь… в камин! — следом за ним закричала вся бригада и громче всех кричал сварщик Ганин, уже очнувшийся от своего припадка.
— Да вы, батенька, видно, в Бога-то совсем не верите, — воскликнул он с надрывом, обращаясь к секретарю партийной организации, — раз такое предлагаете! Видано ли дело — деньги в Фонд Мира отдавать! В огонь их сей же час!.. Пускай уж никому не достанется!..
— Да видано ли дело деньги жечь! — раздался из угла тоненький голос старухи-нормировщицы. — Давайте-ка я их лучше съем!
В продолжение всей бури парторг оставался совершенно спокойным, только руки его немного тряслись, так что, пытаясь закурить крепкую папиросу, он извел добрых полкоробка спичек.
— Ты, Потапов, сейчас находишься не в кабаке, чтобы деньги жечь, а находишься ты сейчас в партийном комитете, так что изволь!.. — начал было Лев Давыдович, но его перебил кровельщик Щ.
До сих пор этот Щ. успел вставить в общий крик лишь каких-нибудь два-три невнятных французских каламбура, а теперь вдруг чрезвычайно взволновался и решился говорить. Он вскочил, но внезапный приступ кашля прервал, а вскоре и совсем прекратил его порыв. Решительно ничего невозможно было разобрать в его речи, только светились на посиневшем от натуги лице глаза его, исполненные глубокого ума и невыразимого страдания. Кровельщик Щ. все кашлял и кашлял, отхаркивая битумом и поминутно прикладывая к губам кусок рубероида. Как только приступ окончился, высокий, чистый лоб его покрылся крупными каплями пота, и Щ. без сил повалился на пол рядом с бригадиром Потаповым, сварщиком Ганиным и начальником ПФО Фердыщенкой.
Все сочувственно и одобрительно закашляли. Собравшись с последними силами, кровельщик приподнял голову от ковра.
— Я полагаю, — негромко произнес он, силясь перекричать всеобщий кашель, — да послушайте же меня, c’est tres curieux et tres serieux!*) Я полагаю, что ежели этот вопрос обмозговать по-сурьезному, то сперва надобно… это самое… взвесить все Pro и Contra **), и ежели контры противу энтого предложения насчет сжигания денег будет поболе, чем пры, значит общество категорически супротив и не поддерживат предложение бригадира…
Старичок из обкома партии, который все время безмолвно сидел в уголке и перелистывал полное собрание Ленина, купленное по случаю у книгоноши, неожиданно для всех встрепенулся, как бы очнувшись от некоего летаргического состояния.
Надобно заметить в скобках, что славился этот старичок тем, что умел замечательно толковать Манифест, особенно ту часть Откровения Карла, где говорится о том, как восстанут из своих трущоб пролетарии и каждому воздастся по труду его.
Следует также заметить, в других, квадратных или фигурных скобках, что в продолжение всего длинного монолога кровельщика со старичком из обкома партии один за другим сделалось шесть ударов разной силы; у него последовательно отнялись зрение, слух, ум, честь, совесть, затем громко отказал мочевой пузырь, но речь между тем ничуть не отнялась, и потому он выступил на середину залы и взял слово…
Сурово оглядев собрание невидящими глазами из-под густых, по тогдашней моде, бровей, старец громко вопросил:
— Како соблюдаете моральный кодекс строителя коммунизьму? Како изучаете жития основоположников?
Все смотрели на него как на идиота. Старик тем временем ждал ответа.
VI
К счастью, в эту минуту двери растворились настежь, и в комнату с веселыми песнями ввалились человек двадцать цыганского хора, стали хором просить две копейки на булочку. Самый статный из них, по виду предводитель или барон, подошел к секретарю и спросил: «Это вы театр «Ромэн» для бригады ударников заказывали?» По рядам строителей пронесся шепоток: «Сличенко, Сличенко, Сличенко…»
— Нет! — в каком-то забытьи выкрикнул Тоцкий, и цыганы, помявшись с три четверти часа, вышли вон с грустными песнями.
Едва цыганы удалились, случилось ужасное. Настасья Филипповна, истерически хохоча, подошла вплотную к секретарю парткома Тоцкому, и, глядя в самые глаза его, в самую незамутненную глубину его измученной за этот вечер души, плюнула в них. На некоторое время Лев Давыдович потерял ориентацию, и стоял недвижно, бешено соображая, что же случилось. Настасья Филипповна, быстро отбежав на несколько шагов, вдруг вся обмякла и обернулась вокруг в поисках поддержки. Но глаза всех собравшихся были опущены вниз, будто плюнули не в глаза секретарю парткома, а на пол. Мгновение спустя уборщица перестала хохотать, однако ненадолго. Новая мысль пришла ей в голову: схватив пачку денег из рук у Тоцкого, она подбежала к камину, отодвинула в сторону горящие головешки и аккуратно положила банкноты на их место.
Все зашумели и затеснились вокруг камина, все лезли смотреть, все восклицали, — словом, вели себя как пьяные, хотя на самом деле некоторые были абсолютно трезвыми и не скрывали этого.
— Опомнитесь, господа, — закричал парторг в совершенном отчаянии, ломая руки, — там, в камине, вместе с вашей премией сгорают и недовнесенные партийные взносы! А ЭТОГО ПАРТИЯ НАМ НИКОГДА НЕ ПРОСТИТ! Потапов, немедленно полезайте в камин и без денег не возвращайтесь!
Бригадир Потапов, думая о чем-то своем, поднялся с пола, не спеша и не отвечая Тоцкому, подошел к камину и достал занявшуюся уже огнем пачку денег. Лицо парторга осветилось неимоверным счастием. Ардалион Аглаевич не торопясь прикурил и бросил банкноты обратно в огненную утробу.
— Лев Давыдович! У вас еще тысчоночки не найдется? — спросил он. — А то что-то в комнате похолодало!..
— А все-таки подлец наш бригадир Потапов! — сказал кто-то из строителей. — И подлец тот, кто его подлецом за это называет, — добавил он вдруг, как бы одумавшись.
Лев Давыдович с минуту смотрел на огонь, потом глаза его сверкнули, лицо исказилось дикою гримасою и он захохотал в каком-то бешеном, безумном восторге.
— Эвон как горят-то! Я, право же, впервые вижу, как деньги горят. А ну-ка, брошу и я в огонь свою зарплату, ведь — по сути — не заслужил я ее, нешто это работа — панталоны в парткоме протирать, довольно уже обманывать!.. И партбилет туда же!..
Достав из-за пазухи ладанку, в которой был зашит партбилет, он швырнул ее в огонь. Затем подбежал к столу, выдвинул ящик, сгреб обеими руками кучу чистых бланков партийных билетов и кандидатских карточек и швырнул ее в камин.
В этот момент в дверь из парадного просунулась растрепанная рука секретарши Марфы Евстафьевны Блудиловой, затем не менее растрепанная голова ее шепотом, слышным решительно во всех углах комнаты, проговорила:
— Лев Давыдович! К вам товарищи из Мексики — двое с носилками, один с ледорубом!
Но вместо троих товарищей из Мексики в кабинет вошел молодой человек с блуждающим взглядом и большим плотницким топором. Это был Роман Родионович Угольников, студент-практикант из инженерно-строительного института.
— Господа, меня мучает вопрос! Я на этом собрании приглашенный, или право голосовать имею? — мрачно спросил он, неловко вертя в руках страшный топор свой.
Никто не отвечал практиканту, а старуха-нормировщица полезла под стол…
Продолжение следует
*) Это очень любопытно и очень серьезно! (франц.)
**) За и против (лат.)
Рисунки М. Добужинского-Смагина
1 комментарий